– Только если ему позволяешь. – Но внутри у него потеплело при мысли, что Карин действительно предпочитает его блестящему Майлзу, и внезапно стало легче.
– Ты хотя бы представляешь, каких трудов стоит остановить его? Я до сих пор помню, как мы с сестрами, будучи детьми, приезжали с мамой в гости к тете Корделии, и Майлзу приказывали занять нас чем-нибудь. Что было воистину жестоко в отношении четырнадцатилетнего мальчишки, но что я тогда понимала? Он решил, что из нас получится отличное отделение, и заставлял нас маршировать по кругу на заднем дворе особняка Форкосиганов или в бальном зале, если шел дождь. Мне тогда было года четыре. – Она нахмурилась, вспоминая. – Что Майлзу на самом деле нужно, так это женщина, способная охлаждать его пыл, иначе случится катастрофа. Для нее, не для него. – Чуть помолчав, Карин мудро добавила: – Хотя если для нее, то и для него – тоже. Рано или поздно.
– Ух ты!
Тут из оврага вылезли взмокшие работнички и спустили вниз грузовик. С грохотом и лязгом закончили погрузку, грузовик поднялся в воздух и двинулся на север. Чуть погодя на поверхность выползли запыхавшиеся Энрике с госпожой Форсуассон. Энрике, тащивший целый веник аборигенных барраярских растений, лучился от удовольствия. Для разнообразия эскобарец выглядел так, будто у него, как у всех нормальных людей, существует кровообращение. Вероятно, он просто-напросто годами не вылезал на свежий воздух. И сегодняшний поход явно пошел Энрике на пользу, хоть он и промок до нитки, свалившись в ручей.
Каким-то образом они исхитрились уместить на заднем сиденье растения и мокрого Энрике, затем во флайер загрузились и остальные. Солнце клонилось к закату. Они еще раз облетели долину, и Марк с удовольствием испытал машину на скорость, а потом двинулись к северу, в столицу. Аппарат летел как стрела, легко подчиняясь командам Марка, и они достигли пригорода Форбарр-Султана еще до сумерек.
Первой высадили госпожу Форсуассон возле дома ее дяди и тети, взяв с нее обещание, что она непременно заглянет в особняк Форкосиганов помочь Энрике разобраться с научными названиями новых ботанических образцов. Карин выскочила на углу напротив семейного дома, дружески чмокнув Марка на прощание в щеку. Уймись, Пыхтун. Это вовсе не тебе.
Марк поставил флайер в углу подземного гаража и пошел вслед за Энрике в лабораторию – кормить жучков-маслячков. Энрике стоял возле жучков, что-то напевая любимым страшнючкам-ползучкам. По мнению Марка, этот парень слишком долго работал один. Энрике тем временем жизнерадостно напевал, раскладывая новые растения, одни – в бадейки с водой, другие – сушиться на лавку.
Когда Марк закончил взвешивать, записывать и складывать новые порции маслица, Энрике уже устроился за коммом. Вот и славненько! Может, сделает еще какие выгодные научные открытия. Марк подошел, собираясь сказать что-нибудь бодрящее. Однако, как выяснилось, Энрике вовсе не занимался зубодробильными молекулярными построениями, а читал какой-то длинный текст.
– Это что? – полюбопытствовал Марк.
– Я обещал Катрионе прислать реферат моей диссертации. Она попросила, – гордо объяснил Энрике с ноткой удивления. – Диссертация как раз лежит в основе всей моей дальнейшей работы над жучками-маслячками. Я в свое время набрел на них как на отличный экспериментальный образец носителя для микробных цепочек.
– А! – Марк помедлил. Значит, для тебя она теперь тоже Катриона? Что ж, если Карин перешла с вдовушкой на ты, то и Энрике, который был с ними, тоже должен был удостоиться этой чести, так? – А она сможет это прочесть?
Насколько мог понять Марк, Энрике писал так же, как говорил.
– А я и не жду, что она справится с математическими расчетами – даже мои факультетские руководители продирались сквозь них с немалым трудом, – но суть она, конечно, поймет из иллюстраций. Хотя… возможно, надо бы что-то сделать вот с этим куском, чтобы он стал чуть более удобоваримым. Должен признаться, он несколько суховат. – Закусив губу, Энрике склонился над коммом. Минуту спустя он поинтересовался: – Не можешь придумать слово, сочетающееся со словом «глюоксилат»?
– Ну… попробуй «оранжевый». Или «серебряный».
– Полный бред. Не можешь помочь – уходи.
– Да чем ты занимаешься?!
– Изоцитрат… нет, тоже не то… Я пытаюсь придать этому отрывку более приличный вид, переписав его в форме сонета.
– Несколько… э-э-э… ошеломляюще.
– Правда? – просиял Энрике, снова принимаясь напевать. – Треонин, серин, полярный, молекулярный…
– Триангулярный, – наугад предложил Марк.
– Да ну тебя! – раздраженно отмахнулся Энрике.
Дьявольщина, никто не планировал, что Энрике станет тратить драгоценное время на виршеплетство! Он должен рисовать длиннющие цепочки молекулярных связей, писать формулы, ну и вообще… Марк уставился на эскобарца, раскачивающегося, как маятник, на стуле с сосредоточенным видом.
Нет… Это невозможно. Даже Энрике не может прийти в голову, что он способен привлечь женщину своей диссертацией. Или, наоборот, только Энрике может вообразить… В конце концов, эта диссертация – единственный признанный успех в его жизни. Марк вынужден был признать, что любая женщина, которую он сможет привлечь таким образом, и есть та, что для него подходит… но не эта. Не та, в которую влюблен Майлз. Госпожа Форсуассон чрезвычайно вежлива. Она наверняка сказала что-нибудь любезное, не важно, заинтересовало ее предложение Энрике или нет. А Энрике, изголодавшийся по доброте, как… как еще один хороший знакомец Марка, построил из этого целую…