Гражданская кампания - Страница 85

– А! Очень интересно, – заметила графиня. – Боишься, Карин подумает, будто ты пытаешься купить ее привязанность?

– Я… не уверен. Она очень щепетильна. Мне нужна любовница. А не должник. По-моему, было бы серьезной ошибкой невзначай… засунуть ее в другую клетку. Я хочу дать ей все. Но не знаю как!

По губам графини скользнула странная улыбка.

– Когда люди отдают друг другу все, это равноценный обмен. И каждый выигрывает.

Марк ошарашенно покачал головой:

– Очень странная сделка.

– Наилучшая. – Графиня допила чай и поставила чашку. – Так. Не хочу вторгаться в твою личную жизнь, но помни: у тебя есть право просить помощи. Отчасти для этого и существует семья.

– Я уже и так вам должен слишком много, миледи.

– Родителям долги не возвращают, Марк. Это невозможно. Твой долг перед ними переходит твоим детям, которые передают его дальше. Такая вот цепочка. Но если у тебя нет детей, то он остается как твой долг перед человечеством. Или Богом, если он у тебя есть.

– Не уверен, что это честно.

– Семейные отношения не входят в статистику ВНП планеты. Это единственный известный мне вид сделки, в которой ты, отдавая больше, чем получаешь, не становишься банкротом. А скорее наоборот – становишься намного богаче.

Марк переварил сказанное. Интересно, а какого рода родственником ему приходится породитель-брат? Явно большим, чем просто брат, но уж точно не мать.

– Ты можешь помочь Майлзу?

– Это куда сложнее. – Графиня расправила юбку и поднялась. – Я не знала госпожу Форсуассон всю ее жизнь, как знаю Карин. И не совсем понятно, что я могу сделать для Майлза. Я бы сказала «бедный мальчик», но исходя из того, что я слышала, он сам себе вырыл яму. И боюсь, вылезать из нее ему придется тоже самостоятельно. – Она решительно кивнула, будто умоляющий о помощи Майлз уже отправлен искать решение самостоятельно. Напиши, когда справишься. Представление графини о материнской заботе иногда чертовски нервирует. Она удалилась, оставив Марка предаваться размышлениям.

Он сознавал, что весь склизкий, липкий. Нужно сходить в туалет и помыться. И помочь Энрике искать пропавшую королеву, пока она не устроила гнездо в какой-нибудь щели и не начала плодить новых ливрейных жучков. Вместо всего этого Марк кинулся к комму и попытался дозвониться до резиденции Куделок.

Он проиграл четыре типа беседы – в зависимости от того, кто ответит: коммодор, госпожа Куделка, Карин или одна из сестер. Сегодня утром Карин ему не позвонила. Спит, дуется или сидит взаперти? Может, родители посадили ее под замок? Или, того хуже, выгнали из дома? Стоп! Вот это было бы неплохо – она могла бы прийти жить сюда …

Но все заготовленные речи пропали втуне. На мониторе замелькала злорадная красная надпись «Звонок не проходит». Определяющая голос программа была настроена так, чтобы не пропускать его вызовы.

У Катрионы раскалывалась голова.

Это из-за того, что вчера слишком много выпила, решила она. Вино лилось рекой, включая шампанское, которое подавали еще в библиотеке, и разные сорта вин, подававшиеся ко всем четырем переменам за ужином. Она даже не представляла, сколько выпила на самом деле. Пим усердно наполнял ее бокал до краев, как только вино убывало больше, чем на треть. Одно очевидно: она выпила не меньше пяти бокалов. Семь? Десять? И это – при норме «два».

Удивительно еще, что она ухитрилась выбежать из душного зала, не свалившись по дороге. Но, будь она трезвой как стеклышко, хватило бы у нее храбрости (или же невоспитанности?) это сделать? Храбрая во хмелю, да?

Она взъерошила пальцами волосы, потерла шею, открыла глаза и подняла голову с прохладной поверхности тетиного комма. Все планы и заметки по барраярскому парку лорда Форкосигана были полностью приведены в порядок и пронумерованы. Кто угодно – любой садовник, знающий свое дело, – мог, следуя им, довести работу до конца. В приложении был подведен баланс затрат. Кредитный счет закрыт и подписан. Достаточно только нажать кнопку отправки, и это уйдет из ее жизни навсегда.

Катриона нащупала прелестную мини-модель Барраяра, раскачивающуюся на золотой цепочке рядом с коммом, и повесила перед глазами. Откинувшись на стуле, она любовалась кулоном, вспоминая все, что с ним связано. Золото и медь, надежды и опасения, триумф и боль…

Она крепко зажмурилась, вспоминая тот день, когда Майлз купил кулон во время их абсурдного и – в буквальном смысле – мокрого шоппинга в комаррском куполе. Вспомнила его лицо, искрящееся весельем от всей комичности ситуации. Вспомнила день, когда он подарил ей планетку – в больничной палате пересадочной станции, после поимки заговорщиков. Премия лорда Форкосигана за облегчение ему работы, как он сказал, сияя серыми глазами. И извинился, что это не настоящая медаль, которую получил бы любой солдат за куда меньшее, чем совершила она в ту жуткую ночь. Это не подарок. А если все же подарок, то она совершенно напрасно приняла его, потому что он слишком дорогой. Хотя Майлз тогда улыбался, как идиот, наблюдавшая за ними тетя Фортиц и глазом не моргнула. Следовательно, это награда. И Катриона сама ее заработала, заплатила за нее синяками, ужасом и паническими действиями.

Это мое. И я его не отдам. Нахмурившись, она снова повесила цепочку на шею и убрала кулон под черную блузку, стараясь не чувствовать себя провинившимся ребенком, который прячет украденное пирожное.

Жгучее желание вернуться в особняк Форкосиганов и вырвать саженец скеллитума, с такой гордостью и осторожностью посаженный лишь пару часов назад, перегорело вскоре после полуночи. Помимо всего прочего, она наверняка вляпалась бы в охранную систему, если бы отправилась бродить в темноте по саду. И Пим или Роик выстрелили бы в нее из парализатора, а потом очень бы переживали, бедняжки. А потом притащили бы ее обратно в дом, где… Весь ее гнев, выпитое вино и разыгравшееся воображение в конечном итоге выплеснулись морем слез, выплаканных в подушку, когда все в доме давно утихло и никто не мог ее потревожить.